Азбука создавалась вместо романа или на грани романа, в духе моих постоянных поисков "формы более ёмкой". Мне подумалось: почему бы не испробовать форму, к которой я до сих пор не обращался? Она даёт свободу и не гонится за красивостью, но фиксирует факты. Память о людях и событиях вела меня, не позволяя шлифовать текст, подгоняла, чтобы написать ещё о ком-нибудь или чём-нибудь. Быть может, читатель почувствует это обилие рвущегося наружу материала - за каждой страницей кроются другие, которые могли быть написаны. Однако главные достоинства этого сборника - его своенравие и непринуждённость.

<...>

Старость превратила меня в дом, открытый голосам людей, которых я когда-то знал, —  в том числе знакомых мне только понаслышке или по книгам. Огромный клубок переплетённых судеб — трагических и комических; цвета, формы, звучание разных языков и акцентов.

Чеслав Милош

Краков, октябрь 2001 года

Автобиография нобелевского лауреата, великого польского поэта ХХ века Чеслава Милоша выстроена по принципу словаря. Всё как положено: от «А» до «Э» (на «Я» статей не нашлось), абстрактные понятия чередуются с именами собственными и научными терминами, статьи разного размера, но никогда не больше трёх-четырёх страниц. Однако всё это имеет ценность не абстрактную, а сугубо конкретную: «Азбука» Милоша не компендиум знаний, но, если угодно, энциклопедия самого себя, субъективная, неполная и вместе с тем создающая очень убедительную карту авторского внутреннего мира.

Внутренний мир этот, надо сказать, вызывает много вопросов. Кажется, что невозможно быть одновременно таким злопамятным и сварливым, когда речь заходит о других людях, таким сентиментальным в отношении мест и вещей, и таким мудрым в том, что касается абстракций. Невозможно — но Милош справляется. То выливает ушат дистиллированного яда на Симону де Бовуар (с которой даже не был знаком), то внезапно делится с читателем настолько тончайшими прозрениями о русском языке (его Милош знал со времен русской гимназии в дореволюционном имперском Вильно), что даже носителя языка поражает совершенной точностью и парадоксальностью наблюдений. Иногда зачем-то сводит мелочные счеты с другом юности (давно умершим и прочно забытым), то вдруг решает высказаться о жестокости — и одним коротким пронзительным эссе закрывает тему.

Разрозненные, никак не выстроенные хронологически, очень разные и по тону, и по содержанию, статьи «Азбуки» страниц через триста начинают складываться в некую нейронную сеть. Вот про первую жену, опять про неё, и вот ещё — и понятно, что больше не будет. Вот про Бродского вскользь — ясно, что дальше автор к нему вернётся и подробнее. Вот упоминается важное для Милоша место в Италии, а через несколько десятков страниц всплывет и человек, с которым он там побывал. Вот про «Замутнённое сознание» — а вот и пример на ту же тему, но совсем из другой статьи. Как при великих географических открытиях — карта мира заполняется постепенно,какие-то фрагменты так и остаются пустыми, а некоторые выглядят плотно обжитыми и освоенными. И хотя даже от последней статьи — «Эфемерности» — ощущения исчерпывающей полноты не возникает (что неудивительно), многое про Чеслава Милоша из его «Азбуки» понять всё же можно.

Для русского читателя автобиография по алфавитному признаку — не совсем новость (достаточно вспомнить «Записи и выписки» Гаспарова), поэтому некоторый навык чтения подобных книг у нас имеется. Если вас интересует сам Милош, читайте его «Азбуку» подряд, ничего не пропуская и по возможности запоминая детали — они обязательно «сыграют» позже. Если же вас интересуют мысли умного и тонкого человека по конкретным поводам — ознакомьтесь со списком статей (он приведен в конце книги) и выберите те, которые покажутся вам наиболее занятными. А можно проделать сначала второе, а потом первое, и получить две книги вместо одной. Словом, отличная интеллектуальная игрушка — как ни крути, и лишнее доказательство, что словарь как форма организации текста по-прежнему изрядно недооценен.

Галина Юзефович, meduza

Перевёл с польского Никита Кузнецов